Комната, где они сидели, была довольно просторна для деревенского дома. В прошлом дом был детским садом, а это был его главный зал, судя по всему. Только сейчас здесь были расставлены разномастные кресла и диван. В углу – голландка, оставшаяся с прежних, дедсадовских времен. Мельник сказал, что нет времени ее в камин переделать. На стенах висели пейзажи провинциальных реалистов – подарки клиентов. Приемная.
Их было пятеро. Немолодая супружеская пара и трое мужчин, в возрасте от 50 до 60 лет. Федор был всех моложе, но это никого не удивляло. Мельнику, как себя называл хозяин дома, приходилось и детей вытаскивать с того света. А может и загонять, учитывая специфику мельницы.
- Для смертушки то срока нету. Да.
Это он сам сказал Федору час назад. В кабинете, на личной аудиенции.
На вбитом в стену гвозде висела пара старых фотоаппаратов, «Зенит» и «Киев», полки уставлены книгами по истории славян, половина из них если не призывали к расовой ненависти, то уж точно не выдерживали никакой исторической критики и философскими трудами почвенников. У стены стоял стол с пробирками и колбами. Похоже, что мельник был не так глуп – людей с деньгами не приманишь дешевой атрибутикой чернокнижника с фолиантами в переплете человеческой кожи и перевернутыми крестами. Лучше оставаться самим собой – мрачным мещанином в быту и профессионалом на работе.
- Тока вот ты, дружище, совсем не со смертью пришел бодаться, - продолжил мельник. Вижу, здоров ты как соседский Боромир, да только от здоровья этого что тебе, что ему пользы мало.
- Мне еще десяток лет нужно, чтобы сначала все начать, - сказал Федор вежливо, пропустив мимо ушей нелестное сравнение с боровом, - тут никакого здоровья не хватит
- Ясно, значит, баба. Деньги то есть?
- Денег мало, машину добавлю. Вон, крузак стоит, новый совсем.
- Господь с тобой. Если я со всех машинами начну брать… у меня сын уже второй «Порш» раздолбал. Ладно. Пойдешь в связке?
- Это как?
Ну он и объяснил как…
- Я всех предупреждаю - чем больше народу, тем больше шансов. Ну и для того, кому не свезло не так обидно. Везучие за него мошной встанут.
Федор не сомневался – со всеми остальными была проведена такая же беседа. И теперь всем было любопытно, кого мельница забракует, на кого свалит все изъятые у других болячки.
- С мельницей так – никогда не знаешь, кого выберет, - почти цитировал Тарковского мельник, хвастаясь мещанской эрудицией, - так, что если только очень приспичит идут ко мне. Еще ни одного генерала, губернатора не было. Не фартовые они. Чужие головы рубить горазды, а свои подставлять…
- Вам – то, сколько уже лет? – спросил Федор в лоб.
- Борз ты вельми, отрок… три раза уже через этот агрегат проходил. А учитель мой и того больше. Пока она его один раз не забраковала.
Мельник вышел из своего кабинета, сложил руки на животе, как ветхозаветный доктор, и нарочито вставляя невпопад дореволюционные слова, сказал:
- Значит, если все согласны, то всей обоймой и выступаем. Казну общую на всех уже собрали, никаких претензиев друг к другу быть не должно. Завтра ввечеру приступим. А пока все пройдите в гостевой домик. Отдыхайте, молитесь, кто верующий, у нас не возбраняется. Меленка от духовных дел далека, как Фудзи от ямы.
Гостевой домик – это пятистенник на соседнем участке, давно выкупленном знахарем. В этой части села, скорее всего, все принадлежало ему.
Всю дорогу их сопровождали два хмурых мужика в камуфляже и с «сайгами» – подмастерья.
- А что при ружъях, не бось, не от лихих людей, тех я давно в округе на сто верст извел, а от маниаков, что справедливости взыскуют. Иногда через кордоны проникают, супостаты. Пару раз уж гранаты кидали в меленьку. Ей гранаты, как мне комарекс, но чтоб клиенты не беспокоились, ребятки ходят тут у меня с ружьями.
Домик облагородили в духе времени – газ, вода, перегородки, телевизор, нейтральные обои. Но и печь сносить не стали. На всякий случай.
Уединяться никому не хотелось. Женщина, кстати, чрезмерно худая для своего возраста. тихо пошепталась о чем-то с мужем, и скоро ушла. Это не исправило положения. По-крайней мере, Федор чувствовал себя как перед вынесением приговора. Один из мужчин, представившийся Леонтием, был, напортив, с виду практически счастлив. Он время от времени смотрел на часы, потом прошелся по комнате, спросил, никто ль не против, и включил телевизор. В отличие от остальных, он уже в приемной был в спортивном костюме, в каких обычно ходят в санаториях старого образца и больницах.
Двое других мужчин – Альберт и Василий, чья супруга, кажется, Анастасия, ушла спать, были замкнуты. Альберт был в светлом костюме и черной рубашке. А Василий в джинсах и свитере, со скромным крокодильчиком на груди. Но все трое выложили недостающие 70 тысяч долларов, за него, за Федора, только чтобы увеличить свои шансы. Они умели считать – 20% вероятность неудачи лучше 25%. Они б, наверное, и шестого взяли, не пожадничали, только мельник запретил.
Федор отмалчивался. Эти люди брали его как балласт, и смотрели на него так же – он не мог избавиться от чувства собственной неполноценности. Демонстративно вытащив сигарету, он вышел покурить, чтобы только не сидеть с ними в этой дурацкой избе с ходиками на стене.
Деньги, карьера, семья, все это было как в прошлой жизни. Он ничего не трогал, ничего не ломал, старался изо всех сил, чтобы эти призраки не исчезали, и с каждым днем они становились все твердокаменнее и твердокаменнее, и, в конце концов, вытеснили его из жизни. И как результат – теперь уже они ему стали неинтересны. А этим людям в избе нужно было время, для того, чтобы их семьи, карьера, бизнес продолжали укрепляться, дома увеличивались, машины дорожали.
Василий появился следом. Федор, почему-то так и подумал, что кто-то из «экипажа» захочет поговорить, может даже напомнить о его положении.
Василий некоторое время мялся, смотря на аккуратно подстриженные газоны, разбитые хозяином вместо огромного огорода, и вдруг сказал:
- Предложение есть. Двести тысяч зеленых.
- Слушаю, - сказал Федор.
- Вы знаете, что мы все рискуем в этом агрегате. Но для нас с Настей риск гораздо выше. Так получилось, что жить одному из нас осталось немного и потому мы решились на это. Только если вдруг окажется, что станет еще хуже для одного из нас, мы хотим получить гарантию, что он не выйдет из мельницы в таком состоянии. Вы понимаете?
- Один из вас. Неважно кто?
- Ну да, совсем неважно, она или я.
- Ну и в чем же дело. Купите яду у мельника, думаю, он не откажет
- То-то и оно. Если честно, кто-то из нас может при этом цепляться за жизнь из последних сил. Вы видели, как умирают раковые больные в восемьдесят лет? Слепые, глухие, с болезнью Альцгеймера… они до последнего хотят жить. А у нас друг на друга рука не поднимется.
Василий перевел взгляд на сигарету Федора. Она наполовину истлела, но пепел еще ни разу не упал с нее.
- Вам ведь все равно, я вижу, и вы сможете остановить эту трагедию без всяких угрызений совести. За двести тысяч долларов. Вероятность этого мала, но мы хотим и здесь все предусмотреть.
- Это ваше общее решение, с Анастасией?
- Да. Именно. И довериться мы из всех собравшихся можем только вам. Во-первых, у вас нет таких денег, а они вам нужны, во-вторых, вы, как я уже говорил, кажется, способны на это.
- И как это будет выглядеть?
- Обрез охотничьего ружья. Мы передадим его вам непосредственно в предбаннике, перед процедурой. Мельник уже в курсе. Остальным знать необязательно. Я все продумал. Если один из нас окажется невезучим, он не выберется без посторонней помощи. Мельник попросит всех уйти и тогда…
Федор наконец сбросил пепел с сигареты.
- Нехорошо как-то начинать новую жизнь с убийства.
- Зато хорошо с 200 тысячами долларов… Причем 50 я дам в невозвращаемый задаток, вне зависимости от результата.
- Любой местный житель это сделает за сумму в пять раз меньше…
- Равный должен быть убит равным. Не хочется вмешивать быдло.
Федор пожал плечами. Выкинул окурок.
- Я подумаю.
Потом были шахматы. Потом ужин, состоящий из кваса и пареной репы. На стол накрывала пожилая женщина, в китайском халате и с сотовым телефоном на шее по моде начала века.
- А что матушка, - спросил Леонтий, отпивая квасу из корчаги, и подмигнув нам, Картошку антихрист придумал? Репа кошернее?
- Может и антихрист, ты ешь, знай, что дают, - женщина себе цену знала.
- Мне кажется бригада этого мельника нас не очень жалует, - заметил Альберт.
- Зависть человеческую никто не отменял. Им подыхать лет в семьдесят, а мы в шестьдесят новую жизнь начинаем, - сказал Леонтий и почему-то уставился на Федора.
- Вот, собралась здесь нежить всякая, которая и жить по-человечески не хочет и помирать по-людски не собирается, вечной молодости добивается, чего их любить-уважать, была б моя воля колом бы осиновым в сраку таких и на погост, чертям на выдачу, - продолжил он, коверкая волжский выговор.
- Не любите вы народ наш, господин Леонтий, - сказала вдруг до сих пор молчавшая Анастасия, с улыбкой, - наверное в студенчестве пришлось по колхозам и стройкам помотаться?
- Да, не без греха, сударыня, не всем в обкоме комсомола бумажки сортировать во время месячных…
Василий поднял голову и тяжело посмотрел на Леонтия.
Тот как ни в чем не бывало уписывал репу за обе щеки.
Федор спросил:
- А вы чаевые давать пробовали? Помогает.
- Пороть их на конюшне помогает, - проворчал Альберт и отодвинул глубокую миску.
Федор смотрел в ту сторону, где за высоким забором соседнего участка стояла мельница. Все остальные, должно быть тоже были мыслями за этим забором и даже когда вставали походить, размяться, подходили к нему вплотную, пока за ним не начинал лаять цепной пес.
Разговоры были вялые. Леонтий два часа рассказывал о том, где в Европе нужно покупать дерево для постройки обувных полок в гардеробе, Альберт читал Велесову книгу, супружеская пара молча попивала мате из серебряных колебас.
- Я согласен, - сказал Федор, зевнув и повернувшись к Василию.
Альберт и Леонтий как по команде привстали со своих лежаков.
- Мы тут подумали, и решили, что мы готовы присоединиться к предложению Василия на тех же условиях. То есть, вы в любом случае получаете деньги.
- И в любом случае стреляю… С удовольствием, господа.
Вечером пришел мельник в сопровождении двух охранников. Выглядел он как американский дальнобойщик – в красной клетчатой рубашке и в бейсболке.
- Традиции, значит, нарушать не будем. Исподнее холщевое уже в предбаннике. Женщины могут еще купальник прихватить, это уж как пожелают, - он нарочито говорил об Анастасии во множественном числе, - Кресты нательные и прочий металл лучше снять, иначе обваритесь, как-никак мельница у нас на пару.
Мельница представляла собой нечто среднее между небольшим элеватором, с пристроенной к ней баней и разоруженным замком Хаула из мультфильма Миядзаки. Отовсюду торчали трубы с вентилями, какие-то цепи и кабестаны. Похоже, что все это собиралось еще до эры электричества. Из труб уже валили дымок.
- А оную меленьку соорудил крепостной старшого Демидова Вассиан Чемоданов. Он учился в Праге и Флоренции и там почерпнул многие премудрости алхимического дела. Память у него была абсолютная, вот краем глаза то он всю науку алхимическую и проведал, из записок чуть не самого Леонардия да Винчиского и сэра Джона Ди… Короче, что-то у одного, что-то у другого. Что-то сам докумекал. И выстроил это чудо света. За что и был ослеплен Никитой Акинфьевичем. Сам то барин через меленьку ходил не раз, под разными именами, но после революции, сами понимаете. Кто ж ему даст. А вот мой учитель, революционный матрос Сковордняк откапал ее в Тагиле, после того, как Колчак отошел, ну и разобравшись, что к чему, вывез ее тайно сюда, собрал по новой… Поначалу было не очень, но на кулаках-мироедах протестировал, отладил. С тех пор она тут и работает, добрых людей пользует. В советское время, правда, беречь ее пришлось, а то до сих пор в кремле сидел бы Иосиф Виссарионович, а вот после перестройки дело на лад пошло.
Все смотрели на него как на идиота. Мельник вздохнул и продолжил уже по делу:
- В двух словах. Как войдете, можете не запираться, переоденетесь и в баню. Я уже раскочегарил систему. Пойдет легкий парок, потом начнет трясти, вы не бойтесь. Когда уж совсем плохо станет, плесните водицей в лицо. Как все кончится, я сам за вами зайду. Раньше лучше не выходить – плохо будет. Очень плохо.
Все участники расселись на скамьях в бане. Окошко уже запотело. Мельник окинул последний раз нас взглядом и удалился.
С виду это была обычная баня, с полками, чаном с водой, даже керосиновой лампой на подоконнике, только вместо печи торчал какой-то большой бронзовый цилиндр, весь в хаотично расположенных отверстиях. Как только мельник ушел, этот цилиндр тронулся и стал медленно поворачиваться вокруг оси. Потом все быстрее и быстрее, время от времени выпуская из себя пар. Повеяло конопляным духом.
Стены постепенно завибрировали. А потом просто заходили ходуном, хотя все кто сидели на скамьях даже не шелохнулись. Цилиндр уже кажется, наигрывал какой-то марш.
И вдруг это все прекратилось. Они сидели на своих местах, пытаясь в пару разглядеть друг друга. Федор осмотрел свои руки и убедился, что это стали тощие руки подростка. Все остальные выглядели так же. Альберт лишился лысины, Леонтий прибавил в росте, Анастасия стала худенькой девушкой-красавицей с большими мудрыми глазами. Теперь на ней мешком висел купальник и ей пришлось кутаться в полотенце.
И только Василий превратился в глубокого старика – совершенно без волос, покрытого пигментными пятнами и страшным носом в пол-лица. Он даже не мог пошевелиться и лишь пускал слюни. Анастасия с жадностью смотрела на свого мужа, скорее с отвращением, чем с любовью, стараясь оправдать для себя то, что сейчас произойдет.
Леонтий переглянулся с Альбертом
- Мы, пожалуй, оставим вас.
Федор тронул за плечо Настю. Та кивнула. Обрез лежал в предбаннике, в сумке под ворохом одежды. Там же был и чек на 150 тысяч долларов. Еще 50 лежали в бардачке крузака.
Федор вернулся с обрезом, держа его на плече, как в дурном боевике. Молодое тело куражилось.
Настя встала и вышла, большие ее глаза были уже стальными, похоже, что она в обкоме не только бумажки перекладывала.
Федор успел уже примериться, как выстрелить, чтобы не забрызгать тут все.
- Постой, братишка, - прошамкал повернувшийся к нему Василий, - забыл что скзал Мельник? Напомню: Как все кончится, я сам за вами зайду. Раньше лучше не выходить – плохо будет. Очень плохо...кажется, нам патроны еще пригодятся. Погляди лучше, что у нас на дворе.
Двора как такового вообще не было. Была безжизненная равнина чудовищных лилово-пурпурных тонов, с лужами цвета радуги. Редко из земли торчали головы существ, с красными глазами – они махали огромными ветвящимися усищами, как манящие крабы и протяжно квакали. Чудо-мельница стояла прямо среди этого бесконечного поля. Прямо под изумрудными тучами...
Ну вот, на самом интересном месте... А дальше?)))
ОтветитьУдалитьВсё когда то закончится,а кто то может оказаться в желудке.:)
ОтветитьУдалитьСпасибо. Интересно, захватывает.
ОтветитьУдалить