Долгая дорога туда, и мигом обратно или как стёрли Катеньку

Летние каникулы в этом году прошли просто на «отлично», и поэтому, Света могла только догадываться, от кого ей придется рожать.
Света успела съездить в Египет, в деревню к бабушке, неделю погостить у тетки в Питере и протусить оставшееся время по элитным ночным клубам родного Вонюченска.
Ассортимент кандидатов в отцы был достаточно широк. Единственным, кто точно не попадал в этот список, был парень Светки — Серёга. Он сразу после сессии рванул с отцом на заработки, заколачивать бабосы на свадьбу.

Альма–матер ждала Свету на предпоследний четвёртый курс. Неожидающий подвоха Серёга ждал, когда Света определится с днём свадьбы. А Света ждала ребёнка незнамо от кого. Альма–матер ожиданием тяготилась несильно, Серега немного волновался, Света же была просто в шоке. И дело совсем не в том, что она испытывала какие–то нравственные, моральные страдания по поводу необходимости делать аборт и умерщвлять живое существо, соскабливать родное дитё со стенки собственной матки – нет. О какой морали и угрызениях совести можно говорить в данной ситуации?! Мы же не в варварские времена живем. Слава богу, на дворе двадцать первый век.

Проблема была в том, что делать аборт было уже поздно.
— Отдохнула, блядь! – думала Света, в вихре каникулярных впечатлений и удовольствий забывшая про месячные, — Пиздец!
Отзывчивый гинеколог намекнул Свете о том, что за определённую мзду он сможет обойти жёсткие требования Минздрава.
— За такую мзду, не пошёл бы ты в пизду, — подумала в ответ Света.
Озвученная врачом цифра не укладывалась в Светин бюджет, даже при условии вложения недостающей суммы из свадебных закромов Серёжи.

Небольшой шантаж клубных мажориков пока результата тоже не дал.

Напряжение предков по этому поводу смысла не имело – папе пришлось залезть в кредит, чтобы оплатить каникуляное веселье Светы. Мамины же истерики денег бы не прибавили точно.
В надежде — а вдруг само рассосётся, — Света занялась жёстким кросс–фитом. Она тягала тяжести, бегала и прыгала в тренажёрном зале, как лошадь кирасира в битве при Ватерлоо. Она парилась в сауне, обливаясь потом, как стахановец–сталевар у огнедышащей домны. Результатов – ноль – не рассосалось. Наоборот – опухоль вот–вот должна была начать расти.

— Свет, а, Свет, может тебе к бабке съездить?! — подала идею закадычная подруга Оля.
— Спасибо, уже съездила, — Света с ненавистью вспомнила душистый сеновал и огромный член молодого дурочка–тракториста в деревне у своей бабушки.
— Да ты не поняла. У меня сестра двоюродная, десять лет забеременеть не могла. Обследовалась с мужем, обследовалась, лечилась, лечилась, куда только не ездила, денег потратила – жуть. Ничего не помогало. Один раз съездила к какой–то бабке, здесь где–то, недалеко от города – ребёночку уже годик. И причем бесплатно. Так, гостинцев каких–то сумку ей набрали и всё. А денег она с них не взяла.
— Оль, ты головой думаешь?! Мне, как раз таки, ребёнок не нужен. Не–е–е нужен. Понимаешь?
— Ну, если она может ребёнка наколдовать, то, наверное, и расколдовать тоже сможет?! Может мне всё–таки узнать у сестры адрес?

Расколдунья беременных – это была идея.

* * *

Подруг привез в деревню на своём авто парень Оли Вадим.
— Не, деваньки, в таких делах я вам не помощница, даже не просите, — баба–Яга была непреступна.
Светка вышла из дома вместе с Олей, — а езжайте ка вы домой без меня, — отправила Света Олю обратно в город.
— Я её измором возьму, никуда она от меня не денется.
Четыре часа Света просила, умоляла, плакала, стояла на коленях, пока не добилась своего, — ладно, помогу я тебе, только на меня не обижайся потом, — сдалась бабушка–Яга.
Бабушка оставила Свету у себя с ночёвкой, заварила огромную кружку какого–то душистого зелья и заставила всю её выпить.
Оля должна была заехать за Светой утром следующего дня.
Они проболтали с бабкой о жизни пол ночи.
— Бог даёт детей, бог даёт и на детей, — несла ахинею бабка.
Света никак не могла объяснить ей, что рожать детей нужно «встав на ноги», уже имея образование, работу, жильё. «Плодить нищету» — удел маргиналов.
— Ладно, милая, давай спать, утро вечера мудренее, — объявила отбой старуха.

Света заснула в тревоге, в ожидании выкидыша, кровотечения, чего–то ужасного. Но ничего ужасного не произошло ни ночью, ни утром следующего дня. Зелье не подействовало.
— Хорошо, хоть я ей денег не заплатила, отделалась пакетом с продуктами, — разочарованно думала Света.

* * *

Вернувшись в город, Света узнала, что один из мажоров, который пару раз за лето складывал её в своей спортивной двухдверке, как Коперфильд ассистентку в чёрном ящике, выклянчил у папика немного деньжат. Вопрос с гинекологом можно было решить. Но, возникло одно «но».
— Срок поздний, поэтому велика вероятность, что больше рожать не сможешь, ни каких гарантий дать не могу, решай сама, — набивал себе цену подонок–бизнесмен от медицины.
Такой вариант Свету тоже никак не устраивал – семейная жизнь с Серёгой опять ставилась под вопрос, да и не только с Серёгой. Стачивать боёк о пистоны холостых патронов хорошо только в определённых случаях — для отдыха и веселья, для имитации. На реальную охоту холостые патроны не берут.

— Свет, а, Свет, может тебе к Вадиму в общагу сходить? – продолжала фонтанировать идеями Оля, — Вадим говорит, у них там два студента–изобретателя машину времени придумали – могут предсказывать будущее.
— Оля, ты сумасшедшая?! Какая машина времени?! Я уже по твоему совету к расколдунье съездила. Какой результат?! Ты сама в этот бред про машину времени веришь?
— Да это не бред, это правда, там к ним очередь целая, на месяц вперёд каждый день расписан. Раньше, чем через месяц, это если очень повезёт. А Вадим уже договорился — они тебя послезавтра примут. Не бесплатно конечно. Как, по–другому, ты узнаешь, сможешь рожать после аборта или нет?

* * *

— Это, детка, не машина времени, это вариатор судьбы, — студенты–изобретатели, со смешными погонялами Лёлик и Болик, очень напоминали обкуренных наркоманов. Света пожалела, что взяла с собой конверт со всеми деньгами мажора.
— Мы тебе укажем только общую тенденцию, направление судьбы, так сказать. Конкретную колею или тропинку на этом аппарате определить не возможно. Выражаясь образно — мы выдаём только точные координаты бомбометания. Куда упадёт конкретная бомба предсказать нельзя. Более того, две бомбы в одну воронку не попадают, — проводили они ликбез.
— А долго это?
— Подготовка к эксперименту займёт часа два–три, а сам процесс займёт секунду.
— Чпок, — изобретатель щелкнул пальцами, как цыганка в танце, — и всё.
— Всего лишь секунду? – удивлённо обрадовалась Света быстроте процедуры.
— Нет, там ты проживёшь столько, сколько захочешь, как мы настроим аппарат, но больше трёх лет мы пока не пробовали.
— И не надо со мной пробовать больше.

Света поняла смысл эксперимента – это как нюхать пробники в журнале мод — каждый открыла, ощутила аромат и определилась с выбором. Всё понятно, что тут… оказалось, что можно не только попробовать пробник с абортом, но и пробник с родами. С родами было интересней, тем более, потом испробовать пробник с абортом никто не запрещал.

После того, как Света определилась с пробником и засветила конверт с деньгами при оплате, наркоманы принялись за дело. Они заставили её раздеться до трусов, измерили вес и рост. Долго измеряли пропорции головы и особенно уха.
— Теперь сними трусы и раздвинь ноги.
Света засомневалась в том, что измерение размеров её половых органов необходимо для эксперимента, и когда один из изобретателей попытался раздвинуть её половые губы, чтобы второй мог линейкой измерить их размах, Света ударила его по рукам.
— Это для дела, — развеяли сомнения Светы учёные.
Закончив измерения, они разрешили Свете одеться.

Они забили все показатели в ноутбук, высчитали согласно компьютерной программе пропорции всех ингредиентов, тщательно взвесили и перемешали все составляющие в блендере, и только затем засыпали всё в аппарат, напоминающий кальян.

— Засунь в ноздрю, вторую прикрой, глубоко вдохни и задержи дыхание, — наркоман протянул Свете мундштук. Зелёный дым в прозрачной колбе кальяна доверия не внушал.
— Погоди, — остановил его второй, — а уведомление?!
— Блядь, точно.
— Надо записать для тебя уведомление о возвращении, ну чтобы резким возвращением психику не травмировать, чтобы подготовить, как–никак три года, привыкнуть можешь к той жизни.
Они включили программу с диктофоном на компе, — Света, здравствуй, это мы, Лёлик и Болик, через недельку мы вернём тебя обратно, чтобы ты поверила, послушай себя, — изобретатель жестом подозвал Свету к микрофону.

Света замялась, не зная как обратиться к самой себе в будущем. Толчок локтём в бок стимулировал её к беседе с самой собой, — Привет, это я, вернее, это ты. Ничего из того, что тебя окружает, скоро не будет. Через неделю ты вернешься назад. Если сильно мучаешься, то не расстраивайся, скоро все закончится и этого ребенка не будет. Если не мучаешься, то тоже не расстраивайся, у тебя будет другой ребёнок. Бай–бай.

Диктофон отключили.
— Я ведь всё правильно объяснила?
— Просто «в десяточку», правильней невозможно, — успокоили Свету весёлые учёные.
— Вот теперь дыши, — Свете опять протянули мундштук.
Она втянула в свою ноздрю зелёный дым до максимума и задержала дыхание. В носу ужасно засвербело, — Ааа–ааа–ааа–апчхииииии!
Света надеялась на какое–то чудо, она ждала голливудских киношных спец–эффектов, ярких фейерверков, мелькающих коридоров пространства и времени, чего–то захватывающего дух.
— Наебали, — догадалась Света, открыв глаза и посмотрев по сторонам. Наркоманы стояли каждый на своём месте и смеялись, глядя на неё. Ничего не изменилось.

— Как–то я быстро вернулась, — морально начала готовить себя к скандалу Света.
— Ты еще никуда не вернулась, у тебя до возвращения три года, — успокоили её нарки, — живи, через три года мы тебя вернём в исходную точку, — и опять загоготали.
— Филигранно наебали, — убедилась Света.
— Вы, уроды, деньги мне сначала верните–е–е! — бессмысленно сопротивлялась Света, выталкивающим её из комнаты, подонкам.

Реальный масштаб кидалова Света поняла, когда вышла из общаги и вникла в суть произошедших изменений – эти твари украли конверт с деньгами на аборт. Вернувшись в общагу, она даже не смогла найти комнату, из которой вышла пару минут назад, она начала ломиться подряд в каждую, но и это результата не дало. Ей открывали двери совершенно незнакомые люди.
— Ёбаные нарки, ёбаная Оля, ёбаные нарки, ёбаная Оля! — негодовала Света, бегая по этажам общежития.
— Света, они сказали, что ты отказалась от эксперимента, не заплатила им и ушла. Даже не возместила стоимость потраченных на тебя ингредиентов, — отмазывалась Оля в телефонную трубку.
— Ёбаная ты, Оля, пизда! – на высокой ноте закончила Света многолетнюю дружбу.

* * *

Нужно было жить дальше. С абортом ничего не получилось. Нужно было как–то обрабатывать Серёгу. Вопрос с Серёгой решился на удивление просто. Пушкинское – «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад» — было написано капсом и выделено жирным шрифтом на радостной физиономии Сергея, узнавшего про беременность любимой.
Не рады были только его подозрительные родители, но их благословения спрашивать никто не стал.

Рожала Света тяжко. Существует заблуждение, что новорожденные младенцы похожи на ангелов, только без крылышек. Её младенец был похож на огромную синюю лягушку с головой камчадала или даже японца. Неведома зверушка имела бордовые мешки под щёлками глаз, вороной ёжик волос на голове, четыре шнурка вместо рук и ног и живот, размером с голову. Света представить себе не могла, какие дети уроды.
— Да она ж у тебя красавица, ты не видишь что–ли?! – удивлялась нянька, приносившая детей для кормления.
Свете было наплевать. После первого кормления грудью неведома зверушка стала родной, и как она выглядит, Свете было совершенно безразлично.
Зверушку назвали Катей. Три дня после выхода из роддома Катя спала круглые сутки, делая перерывы только для еды, купания в ванночке и смены подгузника после дефекации.

— Идиллия, — подумала Света на четвёртый день и сглазила.
Катя начала орать. Катя орала, орала и орала, потом орала, орала и орала. Потом сосала сиську, изредка урча животом и попукивая. А потом опять принималась орать. Врач–педиатр объяснила, что у ребёнка колики в животике, — так всегда у младенцев, так они привыкают к перевариванию пищи.
— Такое ощущение, как–будто её кормят толчёным стеклом, — удивлялась Света. От бессонницы она иногда засыпала на ходу.

Учёбу в университете Свете пришлось прекратить и взять академический отпуск. Сергей перевёлся на заочное отделение.
Катя орала так усердно, что наорала себе грыжу. Потом у неё выявили желтуху, потом вылезла какая–то сыпь, потом она покрылась аллергической коростой, потом запоносила…
Грыжа прошла сама–собой. Желтуху вылечили. Но понос, сыпь и короста водили вокруг Кати хоровод, пока не полезли зубы и не начался Армагеддон… Короче, в детскую поликлинику Света ходила чаще, чем в туалет «по–большому». Так пролетел год.

Со временем исчезли багровые мешки под глазами. Волосы на голове полиняли, стали белоснежными и завились в кучеряшки. Бесцветные глаза округлились и насытились голубым, а ресницы стали огромными. Попка превратилась в персик, а ручки и ножки увеличились в размере и стали напоминать сардельки, перетянутые нитками. К году Катя стала эталоном ангела с картины Рафаэля. Но чем больше её внешний вид становился ангельским, тем более её внутренняя сущность наполнялась вредностью и шкодливостью.

Сралась она буквально везде. Если первые месяцы Катя какала кисленьким творожком, то после того, как её начали подкармливать толчонкой из овощей и мяса, она начала срать также ядрёно, как сорокалетний бомж после стачивания продуктовой просрочки, добытой собирательством на городской мусорной свалке. Она воняла до рвотных рефлексов, до рези в глазах, до потери сознания. К году жизни она прекрасно знала, что такое горшок и как им пользоваться, она просто его не любила. Но еще больше она не любила ходить в обосранных ползунках. Выход из ситуации был прост – Катя минировала квартиру также часто и непредсказуемо, как улицы Алеппо чуркобесы ИГИЛовцы (члены организации, запрещённой в России). После нескольких трагических для папы с мамой случаев, пришла очередь для подрыва бабушки по маминой линии. Учитывая, что местом теракта была кухня, то пострадала не только задница поскользнувшейся, маминой мамы, но и ни в чём невиновная кастрюля с борщом. Папа, обидевшийся за тёщин борщ, первый раз поставил дитё в угол, а бабушка, обидевшаяся за отбитую задницу, первый раз не стала за дитё заступаться.

В результате Катя не стала сраться меньше, она просто стала выбирать более конспиративные и непредсказуемые места. Поэтому передвигаясь по квартире, взрослые должны были постоянно принюхиваться, как собаки–ищейки. Случаем, который запомнился всей семье и стал легендой, был акт дефекации Кати… Угадайте где?

…То, что квартира заминирована, было ясно по тому, как пожухли цветы на стеллаже, учащенно запузырились ротики золотых рыбок в аквариуме, и заслезились глаза папы и мамы. Вонь в квартире была невыносимой. Час безрезультатных поисков заставил передвинуть мебель во всей квартире, проверить содержимое шкафов и даже люстру — так, на всякий случай, чем чёрт не шутит. Результат – ноль. Только час назад родители спокойно готовились ко сну, уложили ребёнка в кроватку и вышли на кухню попить чайку. И тут — нате вам. Допрос Кати результатов тоже не дал. Хитрющая шкодина–засранка в ответ на разоблачение, — Ну–ка вставай, мы знаем, что ты не спишь, — только сильнее щурила глазки и, сложив обе ладошки под щёчку, молчала, как Зоя Космодемьянская на допросе.

Место минирования было обнаружено только утром следующего дня, после того, как измученные бессонной ночью родители потеряли всякую надежду. Раздвинув шторы, папа увидел на белоснежном подоконнике аккуратненькую кучку глазированного шоколадом зефира. Ну, ка–а–ак? Нет, чисто с технической стороны всё было понятно – она забралась вначале на кресло, потом, встав на подлокотник, забралась на подоконник, потом осуществила задуманное и спустилась тем же путём. Но как до такого можно было додуматься, было непонятно. Катя мыслила иными категориями.

Первый раз Света поверила в существование ангела–хранителя, когда увидела, как Катенька засовывает гвоздики в электрическую розетку. Два гвоздика торчали в розетке, а Катя была жива. Попытка вытащить гвозди закончилась для Светы электрическим взбадриванием. Гвоздики взбодрили Свету до потери сознания. Её ангел–хранитель был не такой расторопный, как у дочери, он появился только после того, как отключилось автоматическое защитное устройство на электрощите.
Второй раз Света убедилась в наличии ангела–хранителя, когда на Катю упал стеллаж.

…Катя очень любила злотых рыбок и постоянно о них заботилась. До того, как аквариум перенесли с журнального столика на предпоследнюю полку огромного стеллажа, она несколько раз в день их кормила. Наиболее полезной пищей для золотых рыбок, по её мнению, были либо цветные карандаши, либо обувь. Не важно чья – собственные сандалии, мамины туфли или папины тапочки – на откорм шло всё. Карандашно–обувная диета была грубо нарушена родителями. Наивные люди разместили аквариум в зоне Катиной недосягаемости. На следующий день вышедшая из кухни Света увидела, как на, только что сорвавшуюся с полки с гроздью карандашей в руке, Катю медленно падает стеллаж. Махина, заставленная книгами, цветочными горшками, вазами и аквариумом с рыбками, весила не меньше двухсот килограмм. К удивлению Светы Кате, успевшей встать на ноги, не только не раскроило голову, но даже не отрубило пальцы ног. Она прошла между полок, как иголка сквозь марлю. Прищурив глаза, вжав голову в плечи, Катя стояла испуганная посреди лежащего стеллажа, разбросанных книг, разбившихся ваз и горшков, осколков аквариума и бьющихся в истерике об пол золотых рыбок, – сейчас эти сатрапы родители уж точно поставят её в угол. Что могло быть страшнее угла?!

Последним и окончательным доказательством существования ангела–хранителя стало нападение ротвейлера на Катю. Вернее, нападение Кати на ротвейлера.
…Сергей со Светой по выходным любили выгуливать Катю на детской площадке рядом с их двором. После одной из прогулок, они возвращались домой. За час гуляния двухлетняя Катя наигралась в песочнице, вдоволь налепила и наелась песочных пирожков и щедро и заботливо накормила ими других детей. Идти на руки она отказалась, и топала за родителями с пластмассовым ведёрком и грабельками в руках. Родители периодически подгоняли её, оборачиваясь, — не отставай, дочь, догоняй скорее.
Развернувшись, после очередного стимулирования дочери, Света увидела, как из кустов прямо на них несётся огромный ротвейлер. Сергей опешил, он был не робкого десятка, но в противоборстве с собакой не мог себе представить, какую боевую стойку ему принять. Максимум, что он смог сделать, это перегородить дорогу чудовищу и встать между ним и своими девочками, расставив в стороны руки.
Когда собаке оставалось пара прыжков, чтобы вцепиться в ляжку Сергея, из–за его спины выбежала нерастерявшаяся Катенька.
— Фу, ди, бака кака! – приказала Катя и бросила в чудовище детскую пластмассовую грабельку.
В переводе с детского на литературный русский язык это означало, — Фу, уходи, собака, ты отвратительное животное!
Но наиболее точно экспрессию ребёнка передаст перевод на русский нелитературный, — Пошла нахуй, страшная йобань!
Собака–кака опешила от дерзости говорящего Педигри.
На секунду затормозив, она оценила, что у этого малюсенького человечка в битве с ней вообще нет никаких шансов, и двумя прыжками стрелой метнулась Кате в горло.
Ошарашенная Света увидела, как Сергей схватил дочь за руку и отдёрнул от хлопнувшей пасти собаки. Одновременно он пнул по летящей в воздухе туше носком ботинка.
Ротвейлер изменил траекторию полёта, закрутившись в воздухе пропеллером, и упал на землю, ошарашенный. Пробуждённый храбростью дочери, Сергей схватил с гравийной подсыпки тротуара камни и один за другим начал кидать в собаку, и сумасшедше кричать, — Фу!!! Фу!!!
Трудно сказать, что имело более сильное воздействие на животное, знакомая команда или камни, со звоном рикошетящие от его головы, но чудовище заскулило и побежало к хозяину.
С этого дня Катя стала бояться. Она боялась не за себя, за родителей. Ночью она вставала с кроватки и бесцеремонно приходила и ложилась к родителям в постель. Она охраняла их от страшной собаки, которая могла прийти ночью. Она не хотела, чтобы её любимых папу и маму съело чудовище.
Иногда Света просыпалась в объятиях сопящей ей в ухо дочери. Боясь шелохнуться, Света молча плакала от счастья и любви. Оказалось, что есть такая любовь, от которой хочется просто тихонько плакать.

Каких–то два года назад она хотела убить Катю. Это просто не укладывалось в голове. Для этого она тужилась и пердела от напряжения на тренажёрах. Для этого, как свадебная лошадь, она взбивала пену своими жопошными булками на беговой дорожке. Для этого она пыталась уморить своего ребёнка в душегубке–сауне. Для этого она травила его зельем страшной старухи. Это невозможно представить, но она посещала наркоманский притон, в надежде выяснить, сможет ли она рожать, после того, как убьёт Катю. Катю должен был выскрести из её матки этот алчный коновал от медицины.

— Какое счастье, что они одурачили меня и украли деньги на аборт, — благодарила Света судьбу за Лёлика и Болика. Со дня встречи с ворами–наркоманами прошло более трёх лет. Света была готова найти их и дать им ещё денег. Она даже сходила в общежитие, чтобы хотя бы словестно поблагодарить их. Единственный человек, который помнил про изобретателей, была бабка–вахтёрша, которая рассказала Свете, что они оба умерли от передозировки наркотиков более двух лет назад. Именно в её смену были обнаружены и вынесены из общежития их трупы.

* * *

Трёхлетие Катеньки отмечали в кругу семьи. Иногородние родственники не давали возможности оторваться от телефона. Света устала отвечать на звонки, принимать поздравления и озвучивать пожелания.
— Света, здравствуй, это мы, Лёлик и Болик, через недельку мы вернём тебя обратно, чтобы ты поверила, послушай себя, — Света не поняла смысла очередного поздравления, но её сердце защемило в ожидании чего–то невероятного и страшного.
— Привет, это я, вернее, это ты. Ничего из того, что тебя окружает, скоро не будет. Через неделю ты вернешься назад. Если сильно мучаешься, то не расстраивайся, скоро все закончится и этого ребенка не будет. Если не мучаешься, то тоже не расстраивайся, у тебя будет другой ребёнок. Бай–бай, — как–то непривычно было слышать свой собственный голос, но перепутать его с каким–то другим было невозможно.

Света не поверила своим ушам. Такого не могло быть. Это просто слуховая галлюцинация. Но на её телефоне отразился входящий номер — ********666. Она побежала в офис сотового оператора и взяла распечатку телефонных переговоров. В распечатке на данное время числился входящий вызов с этого номера.
— А почему тут звёздочки, как такое может быть?! Я не могу дозвониться по этому номеру, — возмущалась она.
— Наверное, просто сбой системы. Вон и длительность разговора всего одна секунда. Не было у вас никакого разговора.
— Что значит, «не будет»? Что значит «другой ребёнок»? А Катенька? Как же моя Катенька? – паниковала Света.

Света побежала в полицию. Но её рассказ, про наркоманов Лёлика и Болика, которые уже умерли, но ещё должны убить её Катю и про машину времени, и возврат в трёхгодичное прошлое, вызвал закономерную, но неожиданную для Светы реакцию.
— Может скорую вызвать? – прошептал оперу дежурный, принимающий заявление, — у неё ребёнок…
Прочитав по губам и поняв суть их перешёптываний, Света выбежала с Катей из здания РОВД.
Ей всё равно никто не поверит, её просто упекут в психушку и лишат возможности, последнего общения с дочкой. Ей никто не поможет, ни полиция, ни прокуратура, никто.
Может рассказать всё Серёже? Рассказать про собственное блядство, про то, что Катя не его дочь, про то, что через неделю её не будет. Как он сможет ей помочь, как? Даже, если он поверит в бред про машину времени. Своим признанием она могла только ввергнуть его в ад, в котором находилась сама. Она просто пожалела Сергея.

Всю неделю Света не отпускала дочь от себя ни на шаг. Она кормила её с ложечки, и укачивала спать на своих руках. Но сама она не могла ни есть, ни спать. Она поседела за неделю. Даже щетина в её паху стала белой. У неё раскрошились и выпали коренные зубы, и сморщилась кожа. Она постарела лет на тридцать.
В это нельзя поверить. Поверить в такое может только тот, кто хоронил своих детей. Или тот, кто нечаянно убивал своих детей. Или тот, кто по глупости, по неведению, запустил смертельный механизм и уже не в силах был остановить его, и вынужден был ждать смерти своего ребенка, точно зная, что через неделю его ребенка уже не будет, и виной тому он. Он убийца собственного ребёнка.

К концу недели Сергей вызвал скорую. Света царапалась, кусалась, лягалась и плевала в лицо санитарам. Её упаковали в усмирительную рубашку и уложили на носилки. Измождённые борьбой, исцарапанные и оплёванные санитары вышли перекурить после пережитого стресса, оставив Свету лежать привязанной к носилкам. Света почувствовала нарастание какой–то аллергической реакции. Сначала появился небольшой зуд в паху и подмышками. Потом бешено зачесалось везде — руки, ноги, голова, лицо, спина, задница – всё. Потом засвербело в носу, — Ааа–ааа–ааапчхииииии!!!
Так сильно, вдребезги, она чихала только один раз в жизни, когда отправлялась в своё путешествие в будущее.

* * *

Всё прошло. Света лежала с закрытыми глазами и боялась их открыть. Она поняла, что всё закончилось. Всё. Она вернулась. Сейчас Лёлик и Болик начнут гоготать над ней своим идиотским смехом. Ненавистные твари… Ненавистные твари… Они стёрли её Катеньку…
— Вставай, милая, приехали за тобой! – услышала Света знакомый голос.
Приподнявшись с кровати и открыв глаза, Света не могла понять, где она находится. Яркое утреннее солнце слепило её. Тело обволакивал холодный липкий пот — результат ночного кошмара.
— Встала?! Вот и хорошо. На, выпей чайку, — возле постели Светы стояла с кружкой в руках добрая бабушка–Яга.
— Ну, ты и дрыхнешь, родная, — перешагнула порог дома подруга Оля, — ну как ты?
Света сёрбала горячий чай, держа кружку трясущимися руками, и блаженное тепло разливалось по её телу.
— Как я? – думала Света, — Как?
Она ещё не могла прийти в себя. Она старалась понять, что было, чего не было, и что есть на самом деле.

Медленно, очень медленно до неё доходило, что не было никакой машины времени, не было наркоманов–изобретателей Лёлика и Бублика, не было стеллажей и ротвейлеров, и главное, главное – не было Катеньки. Катеньки нет!
И тут, как будто угадав её мысли, что–то живое зашевелилось в животе Светы, — я есть, мамочка, я уже есть! – кричала Катя и лягала пяточкой в мягкую стенку Светиной матки, — меня не стёрли! Ты не убила меня! Ты пока не убила меня…